Эту песню не закрасишь, не убьешь

Исходя из этических соображений, классик советской кинокомедии Леонид Гайдай отказался от варианта начала одного из своих фильмов с озирающимся по сторонам Юрием Никулиным, который мелом на заборе начинает писать «Ху…. Потом следует многозначительная пауза, чтобы настроить зрителей на определенный лад, и завершает …дожественный фильм». Впрочем, в жизни бывают истории и похлеще. Одна из них произошла у нас в гаражном кооперативе в самом начале восьмидесятых. Глеб Сергеевич считался у нас человеком искусства. Он работал в художественной мастерской, знал много художественных приемов и говорил, что с помощью кракелюра можно состарить любую новую картину. Специалист, не поспоришь. Вернувшись из командировки, он, как обычно, мыл свой годовалый «Москвич-2140». Проведя мокрой тряпкой по передней пассажирской двери, Глеб Сергеевич застыл, лицо его покраснело, и он выдавил из себя многим известное трехбуквенное слово. Парадокс заключался в том, что художник не ругался. Он просто читал то, что было написано, вернее, нацарапано гвоздем на двери его любимого авто. Малолетние вандалы пошалили. Ничтоже сумняшеся Сергеич домыл автомобиль и заявил хихикающим соседям по гаражному боксу, что он как опытный живописец самостоятельно исправит положение с помощью колонковой кисточки и еще не распакованной баночки ремонтной эмали, которая входила в то время в набор водителя наряду с домкратом, насосом и набором ключей. Сергеич тщательно размешал краску, обезжирил царапины ацетоном и легкими движениями опытной руки художника закрасил повреждения. Нитрокраска сохнет быстро, но для верности, чтобы не налипла лишняя пыль, он загнал машину в гараж. Утро выдалось хмурым. Накрапывал дождь. Но Сергеич был уверен и спокоен. Он выехал на свет божий и о… фигел! На пассажирской двери снова появилось то самое слово. Как?! И главное, теперь похабное словечко было выведено твердой рукой мастера, а не каким-то там прыщавым подростком. Над и-кратким вывели лихо закрученный локон, что придавало слову гривуазный характер. Оно приобрело художественный смысл. Дорога на работу превратилась для художника в сущий ад. Он держался правого ряда, чтобы не показывать ругательство другим участникам движения. Зато пешеходы хохотали от души. На матерный автомобиль показывали пальцами и этими же пальцами энергично крутили у виска. На повороте какой-то юморной таксист притормозил и, высунувшись из окна, поинтересовался, где можно сделать такую оригинальную аэрографию. На стоянке у конторы Глеб Сергеевич постарался притереться к соседним «жигулям». «Жигули» уехали — и весь второй этаж содрогнулся от хохота. Не упустили поглумиться над завитушкой. Пришлось оправдываться, как такой опытный мастер промахнулся с колером. Краска, нанесенная на зеленую эмаль автомобиля, была заметно светлее оригинала. – Мужики, я ведь использовал краску из автокомплекта! Сошлись на том, что Сергеич зачистит всю надпись, зашпатлюет, загрунтует и покрасит не кистью, а из краскопульта. В гараже он побегал по соседям, раздобыл серой шпатлевки, красной грунтовки и принялся за работу. Желание поскорее избавиться от злосчастных букв привело к нарушению технологического процесса. Шпатлевка вроде бы высохла и поддавалась ошкуриванию, грунтовка тоже ровно легла на поврежденное место. Но нужно было просушить. Сергеич спешил. Добавив в краску несколько капель черного лака, он добился практически идеального совпадения по цвету с его едко-зеленой дверью. Закрасил без потеков, можно сказать, профессионально. Довольный проведенной работой, он с легким сердцем отправился домой. На другой день Глеб Сергеевич торопился в контору и проверять качество окраски не стал. На стоянке он припарковался как обычно и пожалел, что не поставил машину другой стороной к окнам. Три ненавистные буквы в виде кракле, словно с холстов старых мастеров, отчетливо читались сослуживцами и просто прохожими. Не совладал с фаллической силой Сергеич. Пришлось сдаться и обратиться к профессиональным малярам.